Книга Вор и тьма - Сергей Куц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грязно выругавшись, понял, что полегчало. И вырвал ведь из лап Низверженного Алису, еще и Велдона вместе с Лилит. Отомстил! За Харуза, за ночных крыс! За всех, кто отправился в безнадежный поход и сгинул! Но что будет с Орнором?.. А, к черту! Пусть ждет своей участи.
Кони мчатся на восток. Туда, где в эльфийских лесах ждет укрытие; мы уже почти добрались до владений перворожденных. Я возблагодарил бы Небеса, но захотят ли они слышать того, кем я стал?..
Жеребец лучника нырнул вниз, и скоро мы оказались на подмороженном поле в полусотне шагов от владений перворожденных.
— Спасибо, — произнес я, глядя в спину предвестнику. — Не знаю, как ты наречен, но, если мои слова хоть сколь-нибудь важны, я говорю спасибо.
Спрыгнув, смотрел на всадника, но для того спасенные смертные будто бы и не существовали. Черный провал на месте лика предвестника был устремлен к небу, лишь жеребец вновь недобро косился на меня и Алису.
Велдон последним из нас очутился на земле, и в тот же миг три коня устремились ввысь. Минул один удар сердца, и всадники Апокалипсиса скрылись из виду.
— Лишь только помыслю, что пал в самую глубокую пропасть грехопадения, — обреченно молвил инквизитор, опустив голову, — как тут же творю что-то еще более страшное. Чью длань я принял, чтобы спастись?!
— Зато мы все живы, — сказал я устало; опять эти обличающие речи…
— Отец! — звонко, по-девичьи воскликнула Лилит. — Он прав! Мы в самом деле живы и на свободе! Я не чую Низверженного в себе!
Маску дочь инквизитора успела снять, и хотя красная краска ничуть не стерлась, эта мазня более не казалась пугающей, как и на лицах священника и леди Кайлер. Дочь церковника раскинула руки и, смеясь, запрокинув лицо к небесам, кружилась на месте. Взор Велдона потеплел.
— Нужно вытащить из тебя стрелы. — Алиса смотрела мне прямо в глаза.
Она казалась сейчас слабой и совершенно беззащитной, а сама думает о моих ранах… Я устало улыбнулся:
— У эльфов, они помогут.
— Больно?
— Терпимо, — соврал я и ткнул пальцем в сторону припорошенного снегом величественного ельника. Не бывает таких правильных и высоких силуэтов в диких лесах.
— Туда? — спросил инквизитор. — Но что там?
— Святой отец, — молвил я, — скоро сами все узнаете, а сейчас надо торопиться. Стоим на виду у приспешников Низверженного, и их лагерь не столь уж далеко.
— Да, да, — закивал головой святой отец, — идем же. Ты прав, Гард.
Мы шагнули к деревьям, и мир содрогнулся от оглушительного грохота. Из нутра Сарн Адаба вырос огненный гриб. Взметнулся к небосклону, обратившись в огненный шар, и перегорел в темно-серое, нависшее над пылающими развалинами крепости облако.
Сарн Адаб разрушен и кварталы вокруг него тоже.
Велдон сложил руки, его губы прочитали краткую молитву.
— Хоть они и приспешники Низверженного, — пояснил он, — токмо все ж смертные души.
Счет погибших там, должно быть, идет на тысячи. Хотелось бы знать, сколь много сгорело в огне чернокнижников. Ишмаэль конечно же удрал, глупо надеяться на иное. А еще бы задать пару вопросов Барамуду — ведь древний бог говорил про три дня, чтоб можно было убраться подальше от перстня!.. Я мрачно посмотрел на ельник — и еще он сказал, что будет поджидать в этом самом лесу. В Гвендаре.
Махнул церковнику и теням, чтоб следовали за мной, да замер. В полулиге над замерзшим полем вспыхнул ярко-фиолетовый сгусток огня. Выбросил языки пламени, которые стремительно завертелись против часовой стрелки, словно подвешенное в воздухе горящее колесо. За два удара сердца оно стремительно разрослось вширь и ввысь, достигнув размеров крепостной стены, а языки пламени вытянулись в закрученную к центру белую спираль. Пламенеющий фиолетовым прямоугольник с бешено вращающейся внутри него спиралью. В длину — как стена меж двух башен.
Все поглотила белая вспышка, и теперь вместо белого и фиолетового перекатывалась волнами сверху вниз тьма. Сердце мое остановилось, предчувствуя беду. Из тьмы выскочили десятки и десятки мурагов, за ними другие. Иные! Всадников на жутких зверях вел сам Ишмаэль. Охваченный фиолетовым огнем, он нес в высоко поднятой длани сияющий нестерпимо белым светом меч.
— Бежим! — закричал я.
Мы успеем до леса первыми! Там спасение!
— Сам пожаловал! — в сердцах проревел Барамуд; гном стиснул в громадном кулаке клок бороды. — Ну да Нижние пределы с ним! Гард и остальные скорее добегут до нас!
— Нет! — Владыка Гвендара был бледен как снег, припорошивший его Лес. — Люди не должны пересечь границу!
— Но почему? — зарычал гном. — Наш…
— Только не сейчас! Я услышал Ишмаэля! Он ворвется в Лес вслед за ними! Нарушит уговор. Мы не готовы! Не время! О Великий!
Перворожденный вцепился в плечо Немого бога. Эльф кивнул побратиму, и Барамуд закрыл очи. Сдался. Древний бог был не в силах смотреть на дальнейшее.
Потянувшись за стрелой, Крик покинул круг невидимости.
Кровь и песок! Мы успеваем! До эльфийского леса какая-то пара дюжин шагов. Лава из сотен мурагов уже никак не достигнет нас.
Но кто это? Крик? Откуда он взялся?
Я увидел поднятый лук и вспомнил про боль, что терзала плечо и ногу. Потому как к прежним мукам добавилась новая. Споткнувшись, схватился за стрелу, пробившую грудь и вышедшую из спины.
Липкая от крови стрела. Моя кровь. Я ощутил ее вкус во рту, она потекла с уголка губ.
Уже не бегу, но смог сделать еще один шаг. Смерть. Я почти мертв… Но как же так?.. Алиса!..
Упали на колени обе тени, опустили безвольными куклами головы. Что-то кричит Велдон. Но в меркнущем мире я оглох и не могу услышать его.
Я рухнул наземь, завалившись на бок, все так же не выпуская из рук эльфийскую стрелу. Ткнулся лицом в снег.
Холодно…
Это последняя мысль.
Я умер.
— Что ты увидел, Николас?
Голос, который невозможно не узнать или позабыть. Люцифер!
Я лежал, и, как казалось, очень долго; ничего не ощущая, не понимая, где я и что я. Веки не желали подниматься, но вдруг, неожиданно для самого себя, открыл глаза. Приподнялся, сбросив на снег плащ, которым был накрыт, и вновь упал на землю. Сил нет совсем.
Накрыли плащом, как мертвеца, — с ног до головы.
— Проклятье!
Я еще не умер. Или?.. Вспомнил последние мгновения у границы эльфийского леса и тихо застонал от тоски и отчаяния. Умер ведь тогда, осознаю это каждой частичкой своей проклятой души и тела. Однако вот дышу и дергаюсь. Значит, Ишмаэль довольствовался моей смертью.